Лина Штерн: замужем за наукой

Лина Штерн собирала вещи и вспоминала родную Лиепаву (в то время Либава) - она родилась в благополучной состоятельной еврейской семье. Мать занималась воспитанием семерых детей, старшей из которых и была Лина. Отец был предпринимателем, а дед - раввином. Научившись рано читать, она полюбила отважных и красивых героев Тургенева, восхищалась подвигами борцов за правду, теми, кто был способен пожертвовать своими интересами ради блага других, а также героической жизнью и трагизмом смерти русской революционерки Софьи Перовской и даже писала о ней. Однако ещё больше её увлекали книги о дальних странах, животных, растениях. Она вспоминала их первый бал с сестрой-двойняшкой в честь 18-летия. Сестра своей красотой произвела фурор: элегантные, обеспеченные, с изысканными манерами кавалеры наперебой приглашали её танцевать. О Лине, скромно сидевшей в стороне, никто и не вспоминал. «В этот момент я поняла, что мой удел - это наука!». После окончания гимназии Лина в течение двух лет делала тщетные попытки получить высшее образование в России. С детства она мечтала стать врачом, но из-за существовавших в конце 19-го века ограничений на медицинский факультет Московского университета ей попасть но удалось. Отец отправил её в Швейцарию, где она поступила в Женевский университет и с блеском его окончила, а потом подтвердила свои знания по российским стандартам, собираясь работать врачом именно здесь. Однако, поддавшись уговорам знакомого, она всё же вернулась в Женеву на кафедру физиологии. Вспоминала, как способности к науке, упорный труд быстро сделали её всеобщей любимицей. А вот личной жизни у неё не было, по крайней мере о ней никто не знал. Она твёрдо придерживалась мнения, высказанного Кантом: «Работа - лучший способ наслаждения жизнью». Правда, однажды Лина чуть не вышла замуж. Однако избранник попытался решить за неё её будущее: «Скоро мы поженимся, и ты сможешь бросить свою работу...» Отношения закончились мгновенно: «Тогда, дорогой, мы никогда не поженимся».

Наука... О, сколько белых пятен ей виделось и как хотелось их все заполнить открытиями! И она их делала. «Одним только открытием оксидов Штерн завоевала почётное место в биохимии». - заметил как-то выдающийся немецкий биохимик Карл Нейберг. Её разработки уже получили практическое применение и принесли приличное состояние. Но ей казалось, что в Советском Союзе рай для работающего человека и учёного. Её труды, в том числе касающиеся клеточного дыхания, были уже хорошо известны в Москве, где активно шла работа над приостановкой процесса старения организма - победить смерть мечтал генсек страны Сталин, требовавший «оседлать природу». Она решила ехать в Советскую Россию. «Здесь и без меня всё хорошо. А СССР - разорённая страна со множеством больных. Значит, родина во мне нуждается», - объяснила она коллегам и близким своё решение в зрелом возрасте уехать из сытой Швейцарии.

И вот она в Москве, профессор во Втором медицинском институте, в перспективе руководитель Института физиологии - Лина Штерн тут же вложила в новое детище почти все свои сбережения. Она влюбилась в Москву! «Как прекрасно, - восхищалась Штерн в разговоре с друзьями, - что на работе, на улице люди друг другу говорят «товарищ», какое это замечательное обращение - «товарищ»». Как профессору, ей полагались определённые материальные блага: когда она прибыла в столицу Союза, у неё спросили, какие апартаменты она предпочитает. Она ответила просто: как и другим гражданам - ей выделили две комнаты в коммуналке неподалёку от Арбата. Да и жить во дворце ей было некогда - погрузившись в исследования, она не видела ничего кроме науки.

«Лина была талантливая, умная, властная, с острым и ядовитым языком. Я в те годы её недолюбливала и очень боялась. Она требовала от своих сотрудников полного подчинения её воле и самоотдачи, равной её собственной. А у тех-то были мужья, жёны, дети!» - вспоминает в своей книге Наталья Раппопорт. Наука ответила Лине Соломоновне взаимностью: она обосновала барьерную функцию организма (иммунитет) - от её правильной работы зависит, как быстро стареет человек, описала роль мембран в функционировании клеток - теорию быстро подтвердили клинические испытания. Вначале с помощью сывороток, а позже антибиотиков медики смогли побороть тяжёлые болезни - туберкулёз, менингит, столбняк, энцефалиты, Штерн выдвинула новую концепцию понимания долголетия и сна. Завидуя успехам, боясь острых оценок, не принимая её европейские манеры и наряды, злопыхатели пытались избавиться от неё и доносили «куда надо». Говорят, академика спас Иосиф Сталин, который лично вычеркнул её фамилию из «альбома» главы НКВД Ежова. Но удержать в рукавицах её было тяжело. Например, учёная и мысли не допускала, что Гитлер внезапно превратится в союзника. И не удержалась от едких замечаний - с ней провели беседу, мол: «Пакт с Гитлером - это брак по расчёту». «Но от брака бывают детки», - заметила прямолинейно Штерн. Она оказалась права - 22 июня 1941 года началась война.

В эти годы её разработки спасли тысячи жизней - в то время абсолютно неизлечимым считался туберкулёзный менингит. В СССР не было стрептомицина - монополисты США ни с кем не делились. Брат Лины, живший в Америке, достал лекарство. После этого он был вынужден перебраться в Европу, где откровенно бедствовал. В СССР академик стала единственной владелицей препарата - не отказывала в лекарстве медучреждениям, но ставила одно условие: использовать её метод. Она выходила дочь знакомых - девочка осталась жива, но оглохла. Узнав об успехе, к ней обратилась дочь Сталина Светлана Аллилуева - просила для ребёнка близких друзей. Штерн отказала - препарат нужен не для лечения, а для научных целей.

В годы войны она работала над способами оказания помощи раненым, а параллельно экспериментировала над лекарством «от старости». За эти исследования её наградили Сталинской премией, которую она отдала на строительство санитарного самолёта. Известный хирург Георгий Паповян, говоря о её работе в те годы, не мог скрыть восхищение: «На передовой линии фронта, на расстоянии 10-15 км от линии боя, мы увидели Л. С. Штерн, которая сочла для себя возможным приехать и в тяжёлых условиях, в опасности добиваться проверки своего метода лечения».

Грозовые тучи повисли над головой Лины Штерн в послевоенные годы - ещё была свежа память о фашистских зверствах, за спиной каждого иностранца мерещились шпионы и враги. Академик столкнулась с непониманием и холодностью начальства. Через год стало ещё сложнее, хотя и начался он, казалось бы, хорошо: правительство выделило ей дачу в Подмосковье, комиссия признала работу Института физиологии хорошей. Однако спустя некоторое время институт - она отдала ему 20 лет жизни, ликвидировали, а ей предложили руководить лабораторией. 

Спустя два года, январской ночью, в дверь квартиры постучали сотрудники НКВД. Они предъявили ордер на обыск и арест. Штерн не устраивала истерик, спокойно собрала дорогие ювелирные украшения и передала их сотруднику по описи. Обнаружилась также расписка - академик одолжила 15 тысяч рублей знакомому, он, кстати, вернул деньги - на них она смогла сносно питаться в тюремном ларьке. Она попала в центральную тюрьму - «Лубянку». Её обвинили по делу Еврейского антифашистского комитета. В тюрьме Лина Штерн не бросила работать, более того, именно здесь она написала свой трактат «О раке», в котором предлагались практические способы диагностики и лечение онкологических заболеваний. «Я не хочу унести с собой в могилу всё то, что может ещё послужить Советскому Союзу и всему человечеству», - написала она в сопроводительном письме.

13 членов Еврейского антифашистского комитета приговорили к высшей мере наказания. Лине Штерн «повезло» - она чудом избежала расстрела, но её отправили в глухой казахский город Джамбул, вернув все ценные вещи, изъятые во время обыска, - позже она сожалела, что взяла их с собой. Лину Соломоновну снова, почти как в детстве, окружали люди разные по образованию, мировоззрению и культуре, которые не гнушались воспользоваться её доверием. У неё откровенно выпрашивали деньги под придуманными предлогами - на научную работу, на посадку чесночной плантации, а сосед-юрист в дни её отлучек и вовсе по-тихому обворовывал. Однажды она поймала очередного воришку с поличным - в тот раз она лишилась бус, в милиции, куда обратилась за помощью, ей предложили написать заявление - после суда над злоумышленником обещали вернуть украшение, а похитителю, тоже ссыльному, - добавить срок. Штерн отказалась - бусы не стоили свободы даже плохого человека.

В Москву она вернулась после смерти Сталина. В день отъезда на платформе в ожидании поезда, забыв о возрасте, а ей было уже 75 лет, она танцевала вальс. В столице встретила племянница, а вот дома - в коммуналке - её ждала разруха. «В двух комнатах был беспорядок... Многие ценные вещи исчезли. Сначала Лина Соломоновна была расстроена, а потом махнула рукой и сказала: «Не это главное, главное - скорее начать работать». Она с энергией взялась за работу: восстановила почти уничтоженный научный архив Института физиологии, вернулась к экспериментам. В это время она часто повторяла русскую пословицу: «Нет худа без добра». Позже ей вернули дачу - уже занятую известным композитором. Но Штерн предложила ему остаться, мол, ей вполне достаточно одной комнаты внизу. Звезда советской и мировой науки ушла из жизни на 90-м году, до последних дней несмотря на пошатнувшееся здоровье, практически полную потерю зрения, работала над биологическими эффектами радиации. Так, может, и правда первая в мире женщина-академик разгадала секрет долголетия?